То, чего и ждал. Самый удобный момент для нападения - при спуске, и без разницы, какая часть твари внизу. Единственное, чего хотелось, что бы тварь спускалась головой вперед, что бы выдала это, увидев меня. И она увидела, или почуяла, не знаю, чем был для нее этот отросток. Ударил без замаха, доворачивая и оттягивая топор на себя, вдоль "щупальца", стараясь зацепить нижним острым концом и распанахать как можно больше. Попал. Дернувшись, существо лишь еще больше увеличило разрыв, стальное лезвие рассекло его почти надвое, едва не вырвавшись из руки. С истошным визгом втянувшись в проем, оно грохнулось на пол и, не переставая визжать, стало крушить вокруг все, до чего могло дотянуться, ломая и разнося вдребезги добрую половину чердака. Наконец, беснование стало затихать, сменившись лишь жалобным поскуливанием и легкими ударами по полу. Чуть не споткнувшись на верхней ступени, рывком забросил тело в люк и бросился в сторону, готовый к любой неожиданности, но предосторожность оказалась лишней - среди остатков когда-то целого чердака в редких конвульсиях билась темная масса, не подавая больше никаких признаков жизни. Пнул в нее валяющийся рядом обломок - послышался отчетливый удар и никакой реакции. Тогда, решившись, приблизился и стал методично расчленять тварь на куски, сначала одну конечность, потом другую и так далее. Здоровая, зараза, как же она умудрилась сюда забраться, мы ведь ничего не слышали. Костей было мало, лишь костяк, а так сплошные хрящи и жилы, лопающиеся и хлюпающие при каждом ударе, так что к концу я был почти весь в ее крови. Про запах на чердаке не стоило и говорить.
С противоположной стороны чердака послышалось легкое поскрипывание - шли последние секунды, пока я тут один, и это меня не устраивало. Кто бы там ни лез, живым мне не остаться. Быстро спустился вниз, сложил лестницу - теперь люк с полом ничего не соединяло, нужно только прыгать, и стал скидывать в проход весь стоящий по бокам хлам. Особо раскидывал под проемом, готовил посадку "помягче". Шум стоял приличный, каким бы глухим ни был очередной гость, оставить без внимания такое он не мог. А потом просто почувствовал, у люка, там, сверху, что-то есть. И оно знает, что я здесь, внизу. Присел, почти перестал дышать, топор лежит рядом, давай, сука, я готов.
Вниз свесилось уже знакомое щупальце, покрутилось из стороны в сторону и втянулось обратно. Минуту или две ничего не происходило, затем показалась другая конечность и вытянулась почти до пола, еще бы метр - и достала. И вдруг, совсем неожиданно для меня, тварь просто свалилась в люк, зарывшись в груды хлама. Барахтаясь и создавая еще больше шума, разбрасывая и ломая все вокруг, она запутывалась еще больше, послышалось раздраженное взвизгивание, треск и грохот творимого хаоса усилился еще больше. Наблюдая за всем этим, я, тем не менее, стал упускать детали, слишком быстро и кучно сменялись кадры, превращая осознаваемое впереди в бардак из мельтешащего хлама и бьющегося, словно в силках, монстра. Потеря инициативы с каждой секундой становилась все опаснее и опаснее, но я просто не видел возможности, ее не было, сделать шаг в сторону этой мясорубки было самоубийством. И выбрал первое, что пришло в голову - заорав во всю глотку, привлекая и, на мгновение дезориентируя врага, прыгнул вперед и со всей дури, со всей силы, какая только была, двумя руками всадил топор куда-то в середину замершего тела. В закрытые глаза брызнула теплая, остро-пахнущая жидкость, чудовищный по силе рывок оставил без оружия, а последующий жуткий визг и страшный удар в грудь стали последними, что я успел осознать.
- Алистер, очнись, Алистер! Ну же, Алистер! - Натиль, вся в слезах, стояла рядом со мной на коленях, посреди груды хлама, а в голосе были сплошь страх и отчаяние, - Алистер, ну вставай же! Где отец?! - она таки не выдержала, сорвалась на крик.
Поднял на нее мутные глаза, в голове шумело, слишком громко бежала собственная кровь, я ее почти не слышал, ее голос доходил до меня словно сквозь вату.
- Натиль?
- Да, Алистер, да, что случилось, что с тобой, где папа? - огромные глаза были полны слез и непонимания.
Мотнул головой, разгоняя морок, вроде полегчало, попытался сесть - удалось. И головокружение тут же повело в сторону, схватился за Натиль. Закусив губу, она непрерывно смотрела на меня.
- Натиль, с кем вы воюете?
- Ни с кем, но мы на границе с Каттонисом. Алистер, где отец?
Что я мог ответить?
- Натиль, он... на него напали первого... - и замолчал, глядя с сочувствием.
Она все поняла, по щекам хлынули два ручья. Осунулась, сгорбилась, уменьшилась, на лице застыла печать горя, и все это молча, все это смотря мне в глаза, будто спрашивая: "Как же так, почему не уберег, почему он, а не ты?" И столько в этом взгляде было тоски и безысходности, столько отчаяния и обреченности, что невольно ощутил пробежавший внутри холодок - человек не может так чувствовать, в нем просто не может поместиться такая беда, это невозможно, нет, только не так.
- Где? - голос тихий, пустой, глухой.
- На чердаке, не ходи туда, я сам, - попытался привстать, но опять лишь бессильно опрокинулся на спину, а она уже шла, шаг, один, второй. Мимо куч мусора, щепок и обломков, мимо распластанной туши монстра с застрявшим в ней топором, по обильно натекшей с него крови, все шла и шла, медленно, как во сне, шаг за шагом. Первая ступень, вторая, третья, все скользкие, красные. Вот и проем люка, с него уже не сочиться, что могло - уже набежало, остальное осталось на чердаке. Все-таки встаю и, шатась, с трудом, периодически припадая на колени, нетвердой походкой плетусь к лестнице. Качает страшно, как при шторме в море, головокружение жуткое, тяжело фокусировать взгляд. Не успеваю подняться, как вижу спускающуюся Натиль.
Больше не плачет, только осунулась еще сильнее, лицо словно мертвое, не живое.
- Я ухожу в академию, это твари Каттониса, тебе тоже нужно уходить, теперь эти места мертвы.
Тяжело соображаю, уходить? Почему? Куда?
- Его надо похоронить, - только и смог выдавить из себя.
- Так и сделаем, только выйдем из дома, - больно на нее смотреть, человек потерял все, что было ему дорого, что ценил, чем дорожил.
- Натиль...
- Не надо... просто молчи, - и деревянной походкой вышла из комнаты.
Кое-как ковыляю за ней, выхожу наружу - светло, только тихо как-то вокруг, неуютно, серо. Будто краски утратили свой цвет, потускнели, стали блеклыми и неживыми. Натиль, дождавшись, когда я подошел ближе, выпрямилась, указала на дом и что-то гортанно выкрикнула, вскинув и резко опустив руку. Секунд пять ничего не происходило, а потом небо, посреди белого дня прорезала кривая, искрящаяся, толщиной с руку молния, и с громовым раскатом врезалась в чердак. Уши заложило от чудовищного грохота, а порыв ветра чуть не сбил с ног. Взрыв, отчего-то родившийся вслед за молнией, будто раздул дом изнутри, жуткий скрип, последовавший за раздавшимся в начале грохотом и ничем ему не уступавший, невольно свел скулы от неприятных ощущений, а потом все схлопнулось, всосалось, будто втянутое в какую-то точку в центре строения, сжалось в жуткий ком обломков и, буквально на мгновение вспыхнув ярчайшей вспышкой, болезненно ударившей по глазам, осыпалось пеплом.
Гул в ушах еще не прошел, но я, все же, расслышал неживой шепот Натиль:
- А раньше не получалось.
Глава 11
Мерно стучат колеса, периодически подпрыгивая на попадающихся камнях и неприятно отдаваясь во всем теле. То, укачивая и навевая дрему, то резкими толчками возвращая в реальность. Солнце, недавно занявшее зенит, словно решило поработать ради меня одного, палит просто зверски, а остальным хоть бы хны. И мухи, крупные зеленые мухи, как же я вас ненавижу, вечно лезите в глаза, в нос, рот. И жужжите, жужжите, чертово отродье. И клетка, грубо сколоченная, необтесанная клетка метр на метр, впрочем, как и у других, привилегированных здесь нет, как же из-за нее все затекло. Уже устал растирать то ноги, то зад, то спину, то еще что. И жутко хочется пить, в последний раз воду давали уже и не помню когда, а дадут ли еще - неизвестно. Но я думаю - дадут, им не нужны трупы, а то прикончили бы нас еще раньше, не заморачиваясь с клетками, перевозкой, охраной. Да-да, охраной. Нас, чуть больше тридцати человек, охраняли, если не ошибаюсь, около десятка устрашающего вида наездников на незнакомых мне животных. Больше похожие на страусов, эти птицы все-таки ими не были, и даже не состояли с ними в дальнем родстве, слишком уж мало у них было общего. Вернее, только одно - примерно так же смотрелась бы верховая езда на них. И все. Остальное лишь сплошные отличия. Эх, как нехорошо все повернулось.